Новости

Космонавт-испытатель Юрий Федорович Исаулов посетил ПО "Полет"

06.04.2011

В предверии Дня космонавтики заводской музей ПО "Полет" - филиала ФГУП "ГКНПЦ им. М.В.Хруничева" посетил омский космонавт-испытатель Юрий Федорович Исаулов.

Ниже публикуем интервью Ю.Ф.Исаулова газете "Заводская жизнь".

Юрий Федорович Исаулов 12 лет был в составе отряда космонавтов ЦПК ВВС, потом 9 лет работал руководителем полетов в ЦУПе – вел переговоры с экипажами, находящимися на орбите. Пожалуй, нет в нашем городе человека ближе, чем он, знакомого с космической кухней.

– В 60-е годы каждый мальчишка мечтал попасть в отряд космонавтов. Как вам удалось пройти жесточайший отбор?

– Все началось с раннего детства, когда пацанами правдами и неправдами пробирались в авиационную часть, стоявшую неподалеку от дома. Солдаты нас ловили и отправляли на кухню чистить картошку. Сколько ее перечистили – не сосчитать. О космосе мы не думали – мечтали о небе. Когда полетел Гагарин, я работал токарем на заводе им. Баранова. Потом был аэроклуб, Армавирское летное училище, куда однажды приехал космонавт Павел Попович. Удалось достать адрес Центра подготовки космонавтов. Отправил письмо, а в ответ: «Набор в отряд космонавтов не производится…» После училища 4 года служил в Сибирском военном округе в городе Канске. Однажды в часть пришла телеграмма, что нужны два летчика для отбора в космонавты. Не отпускали – добился, все прошел и улетел-таки в Москву за своей мечтой!

– Вы долгое время бок о бок работали со многими космонавтами. Кто из них запомнился с самой лучшей стороны?

– Конечно, Жора Добровольский, который погиб при спуске космического аппарата вместе с Волковым и Пацаевым. Мало по жизни встречаешь таких людей. Он был очень грамотным, порядочным, а еще веселым и добрым, всегда открытым для общения человеком. В отряде его все любили. Никого так не любили, как Гагарина и Добровольского. Очень импонировал мне Алексей Леонов – достойный человек, разносторонне талантливый, энергичный. Будучи заместителем начальника Центра по летно-космической подготовке, Леонов многое сделал для укрепления отношений с промышленностью. При нем Центр быстро вырос. Один из тех, кому нипочем оказались медные трубы – Анатолий Филипченко, простой, доступный человек и хороший летчик. Такими же запомнились Евгений Хрунов, Георгий Шонин. Герман Титов был открытым и прямым человеком: что думал, то и говорил. Закончив Академию Генштаба, он стал одним из создателей военно-космического щита СССР. Из космонавтов более поздних наборов мне очень нравились Юрий Романенко, Владимир Джанибеков, Анатолий Соловьев, Александр Викторенко, который серьезно пострадал при испытаниях в сурдокамере. Врач ошибся и вилку от приборов, регистрирующих медицинские параметры, подключил не к самописцам, а в электрическую сеть. Космонавт потерял сознание, можно сказать, на электрическом стуле побывал. Врачи его спасли и в дальнейшем сделали все возможное, чтобы Викторенко не списали из космонавтов. Впоследствии он пять раз побывал в космосе.

– Расскажите о своих ощущениях во время испытаний. Вы тоже через сурдокамеру проходили?

– Сначала была термокамера – с нее начались наши испытания. Проверяли, как поведет себя организм в случае отказа систем жизнеобеспечения в скафандре, когда прекратится отбор влаги и тепла от тела космонавта. Та же сауна, в которой надо просидеть максимальное количество времени при высокой температуре и разных уровнях влажности. Ощущения – будто глотаешь огонь. Врач вползал в камеру, снимал параметры и выползал. Эксперимент прекращали при повышении температуры тела до предельно допустимого уровня в 39 градусов. В моем случае он длился 1,5 часа. Сурдокамера – небольшая комната, забитая аппаратурой. Там мы не просто сидели – напряженно работали. Четверо суток – в обычном режиме, потом трое – без сна и еще трое – по перевернутому графику, со сменой дня и ночи. Приспособиться крайне тяжело: у меня было шесть бессонных ночей. На фотографии, сделанной после этого испытания, врачи улыбаются, а у меня – откровенно «пьяные» глаза… Были и другие проверки. В скафандрах забрасывали на трое суток в пустыню под Самаркандом, где 55 градусов в тени и 70 – на солнце. С тремя литрами воды на троих и куском парашюта – защититься от солнца. Вместе с Анатолием Березовым и Анатолием Дедковым мы выживали в ожидании спасателей. Так же выживали в тайге, тундре, болоте, во льдах под Воркутой, где пришлось научиться выпиливать ледяную пещеру…

– Вы осваивали разные программы «Алмаз», «Интеркосмос» вместе с Олдржихом Пелчаком (Чехословакия), в составе группы космонавтов для полета на долговременную орбитальную станцию «Салют-6». Какая из программ была самой интересной?

– К полету на ДОС «Салют-6» мы готовились с Валентином Лебедевым. Это была экспериментальная программа, когда впервые на подготовку поставили не два, а сразу три экипажа: Зудов-Андреев, Коваленок-Савиных, Исаулов-Лебедев. Полететь должен был тот, кто станет лучшим на экзаменах и комплексных тренировках. Мы с Валентином решили: работать, так работать! Экзаменов было очень много. По каждой системе – своя комиссия из 10–15 человек. С космонавтов требовали знаний на уровне разработчиков систем, без всяких скидок. По результатам экзаменов мы оказались лучшими.

– Так почему же не полетели?

– За несколько дней до старта в ЦПК произошло ЧП. На летных испытаниях погиб космонавт, и мы, как водится, попали на многолюдные поминки. В моей тарелке оказался горький кусок мяса. Попробовал – захотелось выплюнуть, но – люди кругом, неудобно, а выйти не было возможности. Решил, что мой желудок и не такое выдерживал, на свою голову проглотил… Через двадцать минут меня затрясло. Потом все успокоилось, и я забыл об этом инциденте. А через пару дней анализ крови показал десятикратное превышение всех положенных норм. И началось! Позже выяснили – свинцовое отравление. Судьба? Чьи-то происки? Разборки были большие, но тайну отравления до конца так и не разгадали. И в космос полетел экипаж В.В. Коваленка.

– Юрий Федорович, а бывали на орбите особенно сложные ситуации?

– Довольно много. Вспоминается первый пожар на орбитальной станции «Салют-6» во время полета Коваленка и Иванченкова. Командир экипажа вышел на связь и попросили меня принять срочную радиограмму: на борту случилось задымление аппаратуры. Конечно, все специалисты тут же «встали на уши», принялись просчитывать дальнейшие действия. На станции отключили электричество, вентиляцию, пожар локализовали. Грамотные действия на Земле и в космосе позволили избежать тяжелых последствий.

Особенными обстоятельствами запомнилось пребывание на орбитальной станции экипажа Волынова и Жолобова по программе «Алмаз» конструктора В.Н. Челомея. Борис Волынов – хороший специалист, но тяжелый по характеру. С ним и на землето бывало не просто, а в космосе… Из-за психологического срыва космонавтов экипаж досрочно посадили на землю, вся информация о причинах такой посадки осталась закрытой. Однако этот вопрос долго обсуждался, важно было понять, откуда на станции могли появиться запахи, которые так сильно повлияли на психику космонавтов. Как ученый-психолог могу предположить: именно характер командира послужил первопричиной нервных срывов, а дальше все покатилось подобно снежному кому. Иллюзия запахов не давала возможности полноценно работать, еще больше взвинчивала космонавтов. У них нарушился режим сна и отдыха. Резко ухудшились взаимоотношения внутри экипажа, хотя Виталий Жолобов – очень мягкий, неконфликтный человек. События развивались скоротечно, трудно представить, чем бы все это могло закончиться. Было принято единственно верное решение завершить полет досрочно.

– Странно, что эту ситуацию заранее не предвидели на Земле. По-моему, даже речные экипажи стараются подбирать по принципу психологической совместимости…

– После многих дорогостоящих ошибок всерьез задумались о совместимости экипажей. Теперь их формируют за несколько лет до полета. А в 70-е, 80-е годы волевое решение принимали командиры и руководители промышленности, которые редко прислушивались к рекомендациям психологов. Из-за несовместимости были расформированы экипажи Воробьев-Яздовский, Коваленок-Понамарев. В полете экипажа Коваленок-Рюмин у командира не получилось состыковаться вручную, и космонавты стали пытаться «рулить» вдвоем. В результате «легко» ударились кораблем о станцию. Этот полет также закончился досрочно. После наземных «разборок» досталось обоим космонавтам. Потом они хорошо себя показали в составе других экипажей.

– Раз уж заговорили о психологических аспектах, спрошу: каково быть дублером?

– Тяжело! Не слетавшему космонавту всегда могут намекнуть о его «неправильном» поведении. Кто-то приспосабливается, ищет покровителей. В отряде был парень, который, имея высокопоставленных друзей, дерзил, игнорировал обоснованные замечания руководителей. При первой же возможности его из отряда убрали... Дублеры – зависимые люди! От Героя, командира, партии… На их психику постоянно давит пружина. В одном случае она сжимается, и это выливается в язвы, заболевания сердца, нервные срывы, длительные запои. В другом, когда космонавту все же удается слетать, эта пружина вдруг резко распрямляется. И человек, долгое время из-за высокой мотивации скрывавший свое плохое воспитание, начинает проявлять человеческую дурь в виде зазнайства, чванства, пренебрежения к своим коллегам. А народная любовь дело только усугубляет. Таких срывов тоже немало в нашей среде.

– Вы сами-то не сорвались?

– Считаю, что нет. В отряде космонавтов плотно занимался наукой, проводил сложнейшие эксперименты, публиковал статьи. Имею изобретения, выдвигался на соискание Государственной премии СССР, был избран действительным членом (академиком) двух Академий. В 90-е годы ушел из армии, сменив космос на бизнес, отказался от работы в АН СССР: в этот период надо было выживать, как-то кормить семью. Мне повезло, что пришлось общаться с замечательными людьми, вместе с ними участвовать в общем серьезном деле по освоению космического пространства. С группой ученых мы занимались разработкой целого комплекса медикотехнической аппаратуры, которая работает до сих пор. Долговременные исследования охватывали целый ряд областей знаний – психологию, медицину, биоэнергетику, йогу, китайскую медицину. Мои методики по психической саморегуляции в особых условиях нашли свое применение в практике космической подготовки к полетам и были испытаны космонавтами. Их элементы применяются и теперь.